Партийный лабиринт бюрократии

Если определять категориями горизбиркома, я живу в 27 избирательном округе, в районе парка Швейцария. Накануне выборов депутатов гордумы обнаружил в почтовом ящике персонально адресованное письмо с факсимильной подписью Вадима Булавинова. Тогда еще мэр агитировал в поддержку Владимира Семенова, входящего в команду городских единороссов. «Буду говорить прямо, открыто: дальнейшее развитие Вашего района (хоть бы научил кто мэрских копирайтеров правилам грамматики: все­таки пока Приокский район не персонально мой, «вашего» надо писать не с заглавной буквы), всего Нижнего Новгорода во многом зависит именно от того, кому из кандидатов Вы окажете доверие… Уверен, в городской Думе Владимир Анатольевич сумеет многое сделать на благо нижегородцев… Прошу Вас 10 октября поддержать Владимира Семенова. Он достоин …», – писал среди прочего Вадим Евгеньевич на листе хорошей писчей бумаги. На вывешенном в день голосования на избирательном участке плакате с информацией о кандидатах данные о доходах и собственности Семенова занимали значительно больше места, чем вся прочая информация о нем. Только абзац о легковых автомобилях, находящихся в собственности кандидата (штук восемь у него их было обозначено, БМВ, Порше­Кайен, ещё какие­то джипы, пацанские игрушки вроде Ямахи), занимал четыре строки мелким шрифтом.

Булавиновское письмо не убедило народ. Слишком откровенной на информационной листовке была демонстрация заботы действующего в то время депутата о собственном благе. И генеральный директор парка «Швейцария» Семенов (в таком качестве он представлялся избирателям) проиграл коммунисту­бизнесмену Волкову. Но с тех пор до сего дня возле наших подъездов в рамочке под стеклом с холодным укором бесстрастных глаз висят непромокаемые портреты заботившегося о нашем благе, но не прошедшего в Думу члена партии власти.

А в следующем округе, в 28­м, что расположен от улицы Ларина до края города, где баллотировался и прошел в Думу Олег Кондрашов, самый низкий процент отданных за него голосов оказался среди жителей поселка Луч. Понятно, почему. Единая Россия, членом которой является Кондрашов, и бывший лидером нижегородского списка партии власти и мэром города Вадим Булавинов ещё до федеральных выборов 2007 года обещали жителям отремонтировать дорогу и провести газ. Народ тогда проголосовал за единороссов почти единогласно, как в Чечне, благо, что в поселке живет немало семей курдов. Но после тех выборов асфальт уложили, а газа как не было, так и нет. Кинули политики Луч, в ответ народ на этих выборах «забрал» голоса обратно.

И процесс асфальтирования дороги в ответ на «правильное» голосование, и письмо Булавинова мне не нравятся, потому что очевидна технология покупки избирателей властной бюрократией. А это уже не выбор, а безысходность.

Об итогах выборов депутатов городской Думы, о нижегородской специфике и российском партийно­политическом фоне мы беседуем с Евгением Семеновым, кандидатом политических наук, генеральным директором Центра социально­консервативной политики ПФО.

– Евгений, прежде всего мне хотелось бы узнать, насколько Вы, будучи генеральным директором ЦСКП, свободны от партийных рамок Единой России, потому как без критики в адрес правящей партии в этом разговоре нам не обойтись.

– Учредителями Центра социально­консервативной политики ПФО являются члены фракции Единой России, лидеры фракции и действующие депутаты Государственной Думы. Но при этом клуб не входит в структуру партии, это так называемое надпартийное объединение. Это – общественная организация, представляющая определенную дискуссионную площадку, где могут звучать разные точки зрения, высказываемые разными людьми, представителями различных общественных, профессиональных или политических организаций. Здесь мы формируем некое представление о событиях, которые происходят в стране, притягивая к себе разные точки зрения, разные взгляды и подходы. Таким образом мы пытаемся понять, что реально происходит в стране.

– А не есть ли в этом свидетельство отсутствия определенной идеологии у Единой России, демонстрация некой аморфности? На мой взгляд, наше общественное сознание привычно к тому, что у партии должна быть четкая идеология, определенные установки, границы и рамки дозволенного.

– Вот в таком подходе как раз видна догматика тех принципов, которые были у нас во времена КПСС, принципов, характерных для партий авторитарно­тоталитарного толка. На самом деле существует множество других подходов к партийному строительству. Принципы партстроительства КПСС в чем­то хороши и заслуживают внимания, но она, компартия Советского Союза, была ущербна именно в силу своей идеологической догматики. Партия все время была замкнутой в себе, не имела никакой связи с теми процессами, которые происходят вокруг неё. Здесь же ЦСКП как раз тот инструмент, во всяком случае, попытка создания такого инструмента, который был бы способен обеспечить связь партии с внепартийными процессами. Поэтому мы часто представляем свою площадку представителям других партий. И возникающие здесь, в клубе, точки зрения на определенные общественно­политические проблемы, причем, не столь важно, возникли эти взгляды в партийной среде единороссов или в академической и научной среде, из общественной среды ли вышла эта точка зрения или из других партийных объединений и групп, важно, что эти возникающие точки зрения, эти обсуждения формируют живое идеологическое начало Единой России. Это определенный индикативный инструмент партии, позволяющий ей живо реагировать на изменения во внешней среде.

– Позиция мне понятна: дискуссии открыты, табу нет. У надпартийного клуба, созданного на средства партийцев, есть определенный партийный патриотизм, а у партии есть желание отвечать на запросы внешней среды, быть гибкой, не утрачивать связи с народом и так далее. И тем не менее, есть довольно распространенное в общественном сознании мнение, что Единая Россия и не партия вовсе, так как она не обозначает четко своих идеологических предпочтений и ясных программных целей, а просто общероссийский клуб правящей бюрократии.

– Да, сегодня это партия номенклатуры, партия бюрократии высшего и среднего звена. Но в этом нет ничего плохого. В Америке, приходя к власти, та или иная партия ставит президента, в Англии партия власти формирует кабинет. А мы почему­то эту реальность воспринимаем так, будто боимся своего темного прошлого, в то время как демократический процесс именно так и строится: партия побеждает на выборах и берет власть.

– Только у нас всё вверх ногами: не победившая партия формирует власть, а действующая власть создает партию под себя. У нас если ты хочешь власти – вступай в партию этой самой власти. Самое наглядное свидетельством тому – конвульсивное, скоропостижное, вызвавшее гомерический хохот беспартийной России вступление господина Ресина в правящую партию ровно в тот момент, когда он понял, что может быть внесен в список кандидатов в мэры для президентского выбора. Совершенно неблаговидная картина с душком одной из древнейших профессий.

– Согласен, согласен. Очевидно, что Ресин хотел получить ту самую лужковскую кепку с помощью партийного билета Единой России. Что можно сказать? Только то, что у нас очень небольшой и ещё совершенно недостаточный опыт партийного строительства. Мы ещё не доросли до того, чтобы эти процессы отвечали духу и нормам современного демократического понимания партийности, так, как это есть, к примеру, в современной Англии. Всего двадцать лет нашему опыту. А если посмотреть на формирование партийной демократии в той же Англии, то мы увидим, что они там в начале пути тоже рубили головы направо и налево. Что делал Кромвель? Создавал, будучи по локоть в крови, демократическую систему. А после смерти был вынут из могилы и обезглавлен. Потом ему вновь поставили памятник. Но с тех пор прошло 400 лет.

Поступок Ресина абсолютно номенклатурный, такой подленький, и очевидно, что двигало им страстное желание власти, страсть, которая, сродни шекспировской, разрывает человека. Конечно же, это не может не найти отражения в общественном мнении и в определенных оценках не только самого Ресина, но и Единой России.

– И отразилось. Выборы в Нижегородскую городскую Думу тому ярчайшее подтверждение. По сравнению с федеральными выборами 2007 года партия власти в абсолютных голосах у нас потеряла вдвое. Хотя, наверное, не только благодаря ресинским страстям, не только из­за предательства своего вчерашнего товарища партийной верхушкой единороссов и запоздалого и жесткого лужковского определения Единой России как партии – служанки?

– Партия власти всегда и везде испытывает на себе особое давление общественного мнения, потому что объективно несет на себе ответственность за все, что происходит в стране, вне зависимости от того, Единая Россия это, партия радикалов, демократов или консерваторов. Все действия власти, её умение или, наоборот, неумение справиться со стихийными бедствиями и вовремя потушить лесные пожары, всё это – ответственность партии власти. И от этого никуда не деться.

Что касается потери голосов избирателей, то это так и есть, хотя не совсем корректно сравнивать федеральные и местные выборы. На первых всегда выше явка. К тому же, мы не имеем сегодня объективной картины, потому что после 2007 года отменен порог явки и графа «Против всех». Но если говорить о процентах, то три года назад при значительно большей явке Единая Россия набрала по городу 57%, в этом году она получила 58%. И я был крайне удивлен этой цифрой, и не один я, но и мои коллеги­политологи тоже. Максимальный и самый оптимистичный прогноз не поднимался выше 52 процентов. Оценивая реальную ситуацию, мы предполагали, что среди городов­миллионников наше место где­то рядом с Томском, Новосибирском, где Единая Россия набрала 42 процента.

Но что­то происходит с нашим городом, он по своим электоральным предпочтениям перестает быть похожим на города­миллионники и стремится куда­то в сторону Махачкалы или Грозного. Конечно, в условиях политической конкуренции между Шанцевым и Булавиновым у нас на этих выборах была полнейшая мобилизация административного ресурса. С другой стороны, хотим мы признавать это или не хотим, Булавинов действительно является одним из лидеров общественного мнения, рейтинги его высоки. И то, что Шанцев в течение последних пяти лет пытается лишить его части полномочий, воспринимается населением как угроза своим собственным свободам. Парадокс, но факт: Булавинов стал таким неформальным символом утраты населением свободы, хотя об этом вряд ли кто­то когда­либо Вам скажет.

– Сработала известная логика: хоть он и сукин сын, но это наш сукин сын!

– Да, наш, абсолютно свой сормовский парень. Поэтому те 58 процентов, с одной стороны, вызывают определенное удивление: это не наше место. С другой стороны, можно определить несколько обстоятельств, которые вполне могут объяснить эту ситуацию. И Булавинов как символ попираемых свобод – лишь одно из таких обстоятельств. Но также можно говорить о полной мобилизации административного ресурса и тотальной медийной кампании, приведших к тому, что большинство из тех горожан, кто все­таки пришел на выборы, голосовали за Единую Россию.

– Можно спорить, потому что не трудно найти аргументы в пользу того, что это не выбор избирателей, а вынужденная мера: если из искусно созданного лабиринта только один выход, ты либо заблудишься в лабиринте, либо выйдешь именно в этот подготовленный выход. И то, что явка от выборов к выборам падает, как раз и говорит о том, что там, в лабиринте, все больше и больше остается потерявшихся. Но не о выборах и выборных технологиях сейчас хочется рассуждать, ибо это отдельная тема. Мы говорили о партийном догматизме, который губителен, и о незрелости нашего партийного строительства как причине возникновения дурного душка в рядах партии власти. Но разве не губительно тотальное давление бюрократии на общество через собственную партию? И разве в этом случае не правильнее было бы чиновно­бюрократическим идеологам, вскармливающим партийный демократизм в стране, поддерживать вторую и третью политическую партию, дабы способствовать развитию реальной многопартийности, а не усиленно работать на укрепление только власти бюрократии?

– Да эти попытки многопартийного конструирования совершенно очевидно просматриваются, тот самый больной ребенок по имени Справедливая Россия тому пример. Была в свое время идея создать сильную двухпартийную систему, для чего и была создана Справедливая Россия, некий проект партии власти – 2. Но когда начали создавать систему, поняли, что Единая Россия сама не вполне твердо стоит на ногах. Что это действо может привести не к созданию двух конкурентоспособных партий, а к тому, что две партии власти разорвут региональные элиты, и Единая Россия станет партией губернаторов, а Справедливая Россия – партией мэров. И внутренние противоречия, существующие между разными уровнями власти в регионах, только усугубятся. Поэтому развитие проекта слегка придержали.

– То есть его закрыли как раз потому, что у одной бюрократии не может быть двух партий? Декларировать можно любую идеологию, Справедливая Россия может сколько угодно заманивать коммунистический электорат словами о социальной справедливости, а наш Бочкарев до судорог в плечах может обниматься с бабушками. Но оставаясь второй партией бюрократии, она будет отличаться от первой только размером штанов. А бюрократия будет и дальше цвести как мощная надпартийная и неуправляемая система России...

– В этом плане у нас большая проблема, на сегодняшний день нет даже попытки сформировать какую­то внебюрократическую партийную систему. Строго говоря, массовые партии возникают тогда, когда есть сильное движение, когда есть массовый заход на площадку, где исповедуются определенные принципы. Почему Правое дело не набирает у нас и двух процентов? Потому что СПС и все партии правого толка ориентированы на самодостаточных людей, на средний класс. А наш средний класс и не массовый, и не самодостаточен, он полностью зависит от воли бюрократической государственной машины: дадут участок – не дадут, дадут лицензию или не дадут, дадут госзаказ – не дадут, и так далее. И второе, от чего зависит средний класс, это – Труба. Если ты причастен каким­то образом к Трубе в самом широком понимании этого слова в современной России, если работаешь по их, нефтяников и газовиков, заказам, у тебя есть перспективы, ты развиваешься и становишься средним классом. Но кому принадлежит Труба? Государству. Наш средний класс целиком и полностью зависит от государства, поэтому он и стремится примкнуть к государственной бюрократии, и идет не в СПС, а в Единую Россию.

– И это печальная констатация, потому как очевиден определенный тупичок. Партия бюрократии у власти, а бюрократия власти подпитывает партию. Печально потому, что единственное, что у нас из года в год на протяжении последних лет демонстрирует устойчивый рост и неплохую динамику бюджетного обеспечения – это именно бюрократия. И похоже, что она способна освоить не только безразмерные бюджеты, но и приспособить на свой лад все принципы демократического партстроительства, все права и свободы.

Петр Чурухов